Елена Вахненко - Отдать долги (кн.2) [СИ]
Назар слегка повернул голову и впился в ее лицо жадным, жарко горящим взглядом, от которого девушка вспыхнула до корней волос и, нервно сглотнув, отступила на шаг. Ее сердце гулко забилось, а в груди что-то сжалось — то ли от предчувствия скорой беды, то ли от чисто плотского, такого человеческого желания…
— Проходи, — заговорил цыган, и голос его прозвучал непривычно низко, с обворожительной хрипотцой. — Или боишься?
— Чего бы? — откашлявшись, неуверенно сказала Мишель и, плотнее завернувшись в шаль, наконец-то вошла в столовую. Помялась на пороге, с некоторым опасением поглядывая на ночного собеседника и не зная, как действовать дальше. Взять шоколад и уйти? Да, это было бы самым логичным…
— Садись, — прервал ее мысли Назар и повел рукой, приглашая устроиться рядом.
— Почему тут? — насупилась Мишель, тем не менее, послушно опустившись на соседний стул.
— А почему не здесь? — пожал плечами Назар. Теперь он был совсем близко, девушка ощущала его горячее дыхание, видела черные, пылающие страстью глаза… — Глупо занимать всю столовую, если никого нет. Темнота… она сближает… разве нет?
“О, да!” — хотела выговорить Мишель, но не смогла, продолжая молча смотреть на цыгана и ощущая себя загипнотизированной птичкой, попавшей под смертоносное обаяние кобры.
— О чем задумалась? — непривычно мягким тоном спросил парень. Его рука скользнула по деревянной столешнице и коснулась чуть подрагивающих пальцев Мишель. Девушка сглотнула, но ладонь не убрала.
— Да так… Ни о чем… — ее голос тоже зазвучал иначе. Или это загадочный полумрак придал ему новые интонации?
— Интересная тема… — впервые в его манере разговаривать появилось что-то знакомое. Насмешливость фразы немного отрезвила девушку, и она тотчас отняла руку.
— Я пришла поесть, — неуверенно пояснила Мишель. — Что-то у меня аппетит пробудился… даже заснуть не могу…
— Аппетит только в отношении еды? — и снова его рука оказалась в опасной близости от ее пальцев. Однако на сей раз Златовласка не позволила прикоснуться к себе.
— Да, — твердо ответила она. — Только.
— Кроме этого, боюсь, ничего нет, — Назар кивнул на горку подтаявшего шоколада. — Но меня от него уже тошнит.
Мишель молча взяла липкую шоколадную дольку и, не глядя, запихнула ее в рот. Нёбо обожгла сладковатая горечь угощения, и девушка вдруг поняла, чем нравилось подобное лакомство Диане. Да, в нем, несомненно, была своя прелесть… Правда, в следующий же миг Мишель вспомнила, что еще недавно рядом с этим шоколадом лежал мертвый мужчина — человек, которого убил Назар. Назар… тот Назар, что сидит сейчас вплотную к ней!
У Мишель возникло острое желание вскочить и броситься наутек, однако все та же неведомая сила удержала ее на месте.
— У тебя так внезапно изменилось выражение лица, — заметил Назар, всматриваясь в нее. — О чем таком ужасном ты подумала?
Мишель кивнула в сторону стола. Цыган понял намек без лишних слов. Сразу насупившись, он исподлобья взглянул на девушку и резковато осведомился:
— Что? Я тебе противен из-за… в общем, сама знаешь, из-за чего…
Мишель отчаянно замотала головой:
— Вы не понимаете! Вы оба — и ты, и Жозеф! Вы оба не понимаете!
— Ну, так объясни, — суховато предложил цыган.
Мишель потянулась за новой порцией шоколада — не из-за голода, а, скорее, из-за желания получить небольшую отсрочку. Горьковатый десерт растекся по ее языку терпкой массой, в воздухе повис характерный шоколадный аромат, и этот душно-сладкий запах пьянил…
— Я воспитывалась не так, как ты и Жозеф… — наконец, заговорила Мишель. Доза сахара немного успокоила ее нервы. — Поэтому мне, конечно, непросто смотреть на мир, как вам…
— Откуда ты знаешь, как я воспитывался? — сердито перебил Назар, и глаза его полыхнули огнем, отразив пламя свечи. — Я вовсе не дикарь! И у меня были… да и есть… свои моральные правила…
— Я понимаю, — спокойно согласилась Мишель, и на сей раз сама коснулась руки Назара. Последний с удивлением посмотрел на ее пальцы. — Мне просто кажется… кажется, что твое воспитание все-таки отличалось от моего.
— Ты угадала, — он нахохлился, словно воробей в холодную погоду, и, скинув ее руку, упрямо выставил подбородок. — Я — дитя улиц, а не пай-мальчик. Мне приходилось и милостыню просить, и лгать, и голодать, и рыскать по помойкам в поисках чего-то, хоть отдаленно напоминающего пищу! И воровать, кстати, тоже! Но убивать — нет. Этому я научился здесь.
— Понимаю… — тихо повторила Мишель.
— Нет, не понимаешь! — взорвался Назар. Лицо его исказилось от злости, глаза по-кошачьи сузились. — Этого нельзя понять, пока не убил впервые! Правда, моей первой жертвой стал не человек, но все равно такой опыт… запоминается. А что мне было делать? Погибать ради туманных идеалов? Или позволить погибнуть друзьям? Твоему Жозефу, в частности?
— Нет, — Мишель уже жалела, что начала этот разговор. — Конечно, нет! Посмотри на меня!
Назар нехотя обернулся к ней.
— Я тебя не обвиняю и не осуждаю, — как могла мягко произнесла девушка. — Просто сделай скидку, что я — просто женщина. Дай мне время прийти в себя.
— Ты говоришь искренне? Что не осуждаешь?
Поймав кивок Мишель, парень вдруг нагнулся ней, с силой обхватил ее затылок своей сильной и крепкой ладонью, потянулся к пахнущим шоколадом губам…
— Докажи… — хрипло шепнул он. — Докажи, что не осуждаешь…
Легкий платок Мишель соскользнул на пол. Назар осторожно спустил тонкие шлейки ее ночнушки, обнажая сахарно-белые плечи девушки. Вот уже его правая рука лежит на нежной девичьей груди, а левая плотно прижимает к себе податливое юное тело…
Мишель испуганно, судорожно дышала. Совершенно растерянная, она не сознавала, что ее собственные пальцы тоже ласкают цыгана… теребят ему волосы… порываются добраться до гладкой смуглой кожи…
Страсть, безумие, взрыв…
Губы Назара были чуть шершавыми, щеки и подбородок кололись щетиной, и это в определенной мере возбуждало Мишель.
Отрезвление наступило внезапно.
“О, Господи! Что я творю?!” — с ужасом подумала Мишель. Тут же дернулась, отстраняясь от Назара и, глядя на него круглыми от страха глазами, вытерла губы тыльной стороной ладони. Сердце ее колотилось, как бешеное, а грудь тяжело вздымалась.
— Нет! — задыхаясь, выговорила Златовласка и, отодвинувшись вместе со стулом, принялась торопливо оправлять ночнушку. — Нет!
Щеки девушки покрылись красными пятнами, на лбу выступила испарина, а в голове билась одна-единственная мысль: “Я его предала, предала! Я предала Жозефа!”
